Неточные совпадения
Он бросился
на нее с
топором: губы ее перекосились так жалобно, как у очень маленьких детей, когда они начинают чего-нибудь пугаться, пристально
смотрят на пугающий их предмет и собираются закричать.
Он ярко запомнил выражение лица Лизаветы, когда он приближался к ней тогда с
топором, а она отходила от него к стене, выставив вперед руку, с совершенно детским испугом в лице, точь-в-точь как маленькие дети, когда они вдруг начинают чего-нибудь пугаться,
смотрят неподвижно и беспокойно
на пугающий их предмет, отстраняются назад и, протягивая вперед ручонку, готовятся заплакать.
— Старый
топор, — сказал о нем Варавка. Он не скрывал, что недоволен присутствием Якова Самгина во флигеле. Ежедневно он грубовато говорил о нем что-нибудь насмешливое, это явно угнетало мать и даже действовало
на горничную Феню, она
смотрела на квартирантов флигеля и гостей их так боязливо и враждебно, как будто люди эти способны были поджечь дом.
Товарищи мои вооружились
топорами, а я должен был сесть
на бревно (зато красного дерева) и праздно
смотреть, как они прорубали себе дорожку
на холм.
Стрелки принялись таскать дрова, а солон пошел в лес за сошками для палатки. Через минуту я увидел его бегущим назад. Отойдя от скалы шагов сто, он остановился и
посмотрел наверх, потом отбежал еще немного и, возвратившись
на бивак, что-то тревожно стал рассказывать Дерсу. Гольд тоже
посмотрел на скалу, плюнул и бросил
топор на землю.
Сегодня я заметил, что он весь день был как-то особенно рассеян. Иногда он садился в стороне и о чем-то напряженно думал. Он опускал руки и
смотрел куда-то вдаль.
На вопрос, не болен ли он, старик отрицательно качал головой, хватался за
топор и, видимо, всячески старался отогнать от себя какие-то тяжелые мысли.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу шел медленно и, по обыкновению, внимательно
смотрел себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил
на землю ружье и сошки, бросил
топор, затем лег
на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все
смотреть, как Ермолай Лопахин хватит
топором по вишневому саду, как упадут
на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь… Музыка, играй!
Почти каждый день в своих приказах он штрафует их, смещает
на низшие оклады или же совсем увольняет: одного за неблагонадежность и неисполнительность, другого — за безнравственность, недобросовестность и неразвитие, третьего — за кражу казенного провианта, вверенного его хранению, а четвертого — за укрывательство; пятый, будучи назначен
на баржу, не только не
смотрел за порядком, но даже сам подавал пример к расхищению
на барже грецких орехов; шестой — состоит под следствием за продажу казенных
топоров и гвоздей; седьмой — замечен неоднократно в недобросовестном заведовании фуражным довольствием казенного скота; восьмой — в предосудительных сделках с каторжными.
Все они стали
смотреть ежа;
на вопросы их Коля объяснил, что еж не его, а что он идет теперь вместе с товарищем, другим гимназистом, Костей Лебедевым, который остался
на улице и стыдится войти, потому что несет
топор; что и ежа, и
топор они купили сейчас у встречного мужика.
Наконец кончилась стукотня
топоров, строганье настругов и однообразное шипенье пил; это тоже были для меня любопытные предметы: я любил внимательно и подолгу
смотреть на живую работу столяров и плотников, мешая им беспрестанными вопросами.
Под влиянием этого же временного отсутствия мысли — рассеянности почти — крестьянский парень лет семнадцати, осматривая лезвие только что отточенного
топора подле лавки,
на которой лицом вниз спит его старик отец, вдруг размахивается
топором и с тупым любопытством
смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной шеи; под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит какое-то наслаждение остановиться
на самом краю обрыва и думать: а что, если туда броситься? или приставить ко лбу заряженный пистолет и думать: а что, ежели пожать гашетку? или
смотреть на какое-нибудь очень важное лицо, к которому все общество чувствует подобострастное уважение, и думать: а что, ежели подойти к нему, взять его за нос и сказать: «А ну-ка, любезный, пойдем»?
— Это ты насчет того, что ли, что лесов-то не будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это так. Этому дай в руки
топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся
на том месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч — тот с умом. У него,
смотри, какой лес
на этом самом месте лет через сорок вырастет!
Другой вот, немец или француз, над всякою вещью остановится, даже
смотреть на него тошно, точно родить желает, а наш брат только подошел, глазами вскинул, руками развел:"Этого-то не одолеть, говорит: да с нами крестная сила! да мы только глазом мигнем!"И действительно, как почнет
топором рубить — только щепки летят; генияльная, можно сказать, натура! без науки все науки прошел!
Все это богатство принадлежало графу Шувалову и охранялось плохо; кунавинское мещанство
смотрело на него как
на свое, собирало валежник, рубило сухостой, не брезгуя при случае и живым деревом. По осени, запасая дрова
на зиму, в лес снаряжались десятки людей с
топорами и веревками за поясом.
Перед нею Федосей плавал в крови своей, грыз землю и скреб ее ногтями; а над ним с
топором в руке
на самом пороге стоял некто еще ужаснее, чем умирающий: он стоял неподвижно,
смотрел на Ольгу глазами коршуна и указывал пальцем
на окровавленную землю: он торжествовал, как Геркулес, победивший змея: улыбка, ядовито-сладкая улыбка набегала
на его красные губы: в ней дышала то гордость, то презрение, то сожаленье — да, сожаленье палача, который не из собственной воли, но по повелению высшей власти наносит смертный удар.
Дёргая себя за ухо, ходит Пётр Артамонов,
посматривает на работу. Сочно всхрапывает пила, въедаясь в дерево, посвистывают, шаркая, рубанки, звонко рубят
топоры, слышны смачные шлепки извести, и всхлипывает точило, облизывая лезвие
топора. Плотники, поднимая балку, поют «Дубинушку», молодой голос звонко выводит...
Я стоял сзади Хохла,
смотрел на толпу и слышал, как мужик с
топором пугливо рассказывает...
Что ему были эти крики? Он
смотрел ей в глаза сухо горящими глазами и, стоя
на коленях, ждал её. И ждал бы, если б знал, что над его головой некто замахнулся
топором, чтобы разбить ему череп.
И точно я с этого взгляду от сна какого прокинулся. Отвел глаза, подымаю
топор… А самому страшно: сердце закипает.
Посмотрел я
на Безрукого, дрогнул он… Понял.
Посмотрел я в другой раз: глаза у него зеленые, так и бегают. Поднялась у меня рука, размахнулся… состонать не успел старик, повалился мне в ноги, а я его, братец, мертвого… ногами… Сам зверем стал, прости меня, господи боже!..
Поглядываю я
на Алексея — как он это принимает. Опасаюсь, не посмеялся бы над стариком, но Алёшины острые глаза
смотрят строго и серьёзно, губы плотно сжаты, и всё лицо — как
топор. Холодно, со скрытой и сейчас готовой зазвенеть насмешкой льётся высокий голос старика.
И день и ночь, имея иного дел
То с уровнем, то с верною пилою,
То с
топором, не много он
смотрелНа прелести, которыми владел,
И тайный цвет, которому судьбою
Назначена была иная честь,
На стебельке не смел еще процвесть.
Мы оба встали с мест и
на него
смотрим, а он, раскрасневшись от внутренних чувств или еще вина подбавивши, и держит в одной руке дворницкий
топор на долгом топорище, а в другой поколотую в щепы дощечку,
на которой была моя плохая вывесочка с обозначением моего бедного рукомесла и фамилии: «Старье чинит и выворачивает Лапутин».
Вижу, народ зыблется в Кремле; слышу, кричат: „Подавайте царевну!..” Вот палач, намотав ее длинные волосы
на свою поганую руку, волочит царевну по ступеням Красного крыльца, чертит ею по праху широкий след… готова плаха…
топор занесен… брызжет кровь… голова ее выставлена
на позор черни… кричат: „Любо! любо!..” Кровь стынет в жилах моих, сердце замирает, в ушах раздается знакомый голос: „Отмсти, отмсти за меня!..”
Смотрю вперед: вижу сияющую главу Ивана Великого и, прилепясь к ней, сыплю удары
на бедное животное, которое мчит меня, как ветер.